Трагедия в Лиенце, которая произошла в конце мая 1945 года, трактуется во многих источниках очень противоречиво. 
Так же противоречивы и взгляды на казаков и их историю.

Мой отец был донским казаком и чешским врачом. Шла война, войска вермахта, напавшие на СССР, своего недавнего союзника, продвигались неожиданно быстро, и мой отец поверил, что сбудется мечта всей его жизни — можно будет вернуться домой. Большевицкая империя зла будет уничтожена, а красные выгонят немцев так же, как выгнали Наполеона, и страна станет свободной. А как возвращаться домой, на Дон, только с одним словом? Поэтому в сентябре 1942 года появился я: «Блажен кто верует…» Оказалось, что победа одного зла над другим никому добра не приносит.
Лично для меня Лиенц — место сильных эмоций. Первый раз я смог туда приехать в 1987 году, после ослабления тоталитарного режима в восточной Европе, когда стали частично известны условия, подписанные 1.8.1975 на конференции в Хельсинки. Мне в Лиенце показали место, где брат, с которым мы эмигрировали в 1968 году, был эмбрионом в возрасте 18 лет. Мы эмигрировали в 1968 году, чтобы избавиться от КГБ. После 1990-го я старался быть каждый год в Лиенце каждый год.
Первой встречей на поле для казаков в Лиенце после провала коммунизма в Южной Европе была торжественная передача пернача Ярополку Леонидовичу Михееву, Атаману ВВДЗ с 2003 года, который определил меня своим преемником.
При передаче атаманского пернача я сказал несколько слов, которые синхронно переводил на немецкий язык священник доктор Кобро. Но когда я сказал, что геноцид казаков продолжается и в наши дни, только изощрёнными методами XXI века, и казаков заменяют ряжеными псевдоказаками, Кобро заикнулся и перестал переводить. Так было на практике публично подтверждено предположение, что батюшка Кобро работает под руководством архиепископа Берлинского Марка, агента Штази, а может и агента Штази, очевидно, агента Лубянки. С тех пор усиливается активность постсоветских агентов с целью получить под контроль встречи казаков со всей планеты.