Алексей Кандауров
Большевики и казачество:
скорбные даты
В истории казачества первой скорбной датой считается день 24 января.
В этот день в 1919 году члены Организационного бюро (Оргбюро) ЦК РКП(б) приняли циркулярное «письмо ЦК» об отношении большевистской власти к казакам с предложением наркомату земледелия «разработать практические мероприятия по переселению бедноты в широком масштабе на казачьи земли».
В соответствии с сохранившейся копией письма ответственные работники Коммунистической партии предлагали местным партийным работникам провести массовый террор «против богатых казаков», и «по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью». Среднее — по материальному положению — казачество предлагалось поставить в такие условия, чтобы пресечь новые попытки антисоветских выступлений. В перечне прочих карательных мер предлагалось: «конфисковать хлеб», организовывать переселение бедноты, «где это возможно», «провести полное разоружение [казачьих семей], расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи». Назначенным в станицы комиссарам следовало «проявить максимальную твердость» в проведении в жизнь настоящих указаний[1].
Перечень лиц, участвовавших в заседании 24 января, источник не сообщает, соответствующая запись в копии отсутствует. Но известно, что зимой 1919 года в Оргбюро ЦК входили следующие товарищи: действительными членами — Михаил Владимирский (умер в 1951), народный комиссар финансов Николай Крестинский (расстрелян органами НКВД в 1938) и председатель ВЦИК РСФСР Яков Свердлов (умер в 1919, по одной из версий — в результате избиения орловскими рабочими); кандидатами — председатель ВЧК Феликс Дзержинский (умер в 1926) и нарком по делам национальностей Иосиф Сталин (умер в 1953, возможно отравлен соратниками в результате заговора).
Кровожадное письмо ЦК РКП(б) послужило формальным поводом к организации масштабных убийств и грабежей казаков по социальному признаку, которые и так то тут то там практиковались местными властями на протяжении предыдущего года. Но теперь они санкционировались руководящими органами Коммунистической партии во всероссийском масштабе и приняли совершенно чудовищный характер, о чем свидетельствует, например, акт расследования злодеяний большевиков в станицах Гундоровской и Каменской Донецкого округа (21 июня 1919):
«В станице Гундоровской в течение 1918 и 1919 гг. большевистские крупные и мелкие разъезды были четыре раза: в прошлом году они побыли в станице первый раз три дня, и второй раз — один день; в 1919 году пребывание ограничивалось каждый раз несколькими часами. Несмотря на краткие властвования большевиков, население станицы жестоко пострадало. Все четыре раза станица подвергалась грабежу, причем первый грабеж был повальным; грабили богатых и бедных, грабили деньги, серебро, скот, повозки, домашнюю утварь, все до спичек включительно. То, что не удавалось увезти, уничтожалось или ломалось, билось. Разбили зеркала, стекла, посуду, ломали самовары, мебель. Что уцелело от первого погрома, то дограбливалось при последующих трех налетах. Скот уводили с собой, а частью резали на месте. Характерна глубоко внедрившаяся в большевиках страсть к мучительству; они даже убиваемых животных подвергают напрасным мучениям. Перед тем, чтобы убить корову, они вырезали ей язык, уши и вымя.
Подвергли ограблению и местную церковь, пострадавшую к тому же от большевистских снарядов. Взломан был денежный ящик, взломаны все кружки, из них похищены все деньги, расхищены многие ценные священные предметы. Не ограничиваясь корыстью, большевики глумились над святостью храма, курили в нем папиросы, пили вино и посрывали иконы. Свое презрение к иконам большевики проявили и в частных домах, где иконы искололи штыками, с некоторых срывали ценные ризы, а самые изображения святых выбросили наружу.
В первый же свой приход в апреле 1918 года большевики сожгли дом ушедшего священника, станичное правление, кредитное товарищество, техническое училище и массу казачьих домов. Казалось, говорит свидетельница Горюнова, что горит вся станица. На вопрос, зачем жгут дома, та же свидетельница получила ответ от одного красноармейца ответ: “Надо обозначить свой фронт”. От другого: “Жжем буржуев”. “Какие же “буржуи” под соломенной крышей, — допытывалась Горюнова. “Все равно всех кадетов надо пожечь”, — ответил поджигатель. Сгорели многие усадьбы с хозяйственным инвентарем дотла, на местах пожарищ остались железно и пепел. Руководитель был “военный министр” Щаденко, портной из станицы Каменской.
В первый свой набег большевики увели с собой сотника Горикова и 28 казаков, всех отвели в Луганск и там расстреляли»[2].
Принятый документ лишь придал законченную форму тем заявлениям, которые еще раньше со всей откровенностью делали ответственные руководители органов ВЧК. Они твердо и последовательно объясняли своим сторонникам насущную необходимость уничтожения части населения России по социальному признаку. Если в конце 1917 года член ЦК РКП(б) и председатель Совнаркома Владимир Ленин призывал организовать «соревнование» между местными коммунами по очистке земли от человекообразных «насекомых» из числа ненавистных ему богатеев и их лакеев[3], то осенью 1918 года председатель ЧК и военного трибунала 5-й армии Восточного фронта Мартын Лацис (расстрелян органами НКВД в 1938) писал на страницах первого номера еженедельника «Красный террор»:
«Мы железною метлой выметаем всю нечисть из Советской России.
Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс.
Это должны учесть все сотрудники Чрезвычайных комиссий и все Советские работники, из которых многие взяли на себя роль плакальщиков и ходатаев.
Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он [арестованный] против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого.
В этом смысл и суть Красного террора.
Прифронтовая полоса еще кишит белогвардейщиной. Здесь еще место красному террору.
Да здравствует Красный террор»[4].
Почему фанатики, принадлежавшие к ленинской секте, должны были иначе относиться к казачеству: домовитому, самостоятельному и вооруженному?..
Современные защитники большевистской власти и Коммунистической партии тут же возражают: Лациса, мол, «пожурили» из Москвы за «перегиб», а письмо от 24 января, дескать, лишь машинописная копия, без оригинальной подписи Свердлова. Не надо делать из читателей идиотов. Лацис после «постановки на вид» за чрезмерную откровенность — вскоре занял должность председателя Всеукраинской ЧК. И на этом ответственном посту видный чекист публиковал еще более зверские заявления. Машинописную копию, если бы она не снималась с подлинного источника, не стали бы бережно хранить 70 лет в секретном фонде высокого партийного архива.
Но дело даже не в этом.
Все эти человеконенавистнические заявления — Ленина, Лаицса, членов Оргбюро ЦК РКП(б) — отражали подлинный психологический смысл большевизма, как доктрины социального расизма: физического уничтожения целых классов, сословий, страт и социальных групп, если они мешали социалистическому эксперименту по созданию нового человека и коммунистического общества в мировом масштабе. Россия для этих грандиозных планов служила лишь стартовой площадкой.
Письмо Оргбюро ЦК от 24 января 1919 года, конечно, настоящий документ — и на него немедленно последовал отклик, не менее кровожадный. Бывший полковник-генштабист Иоаким Вацетис (расстрелян органами НКВД в 1938), командовавший всеми Вооруженными Силами РСФСР, 8 февраля 1919 года писал в одной из статей (цикл «Борьба с Доном»):
«Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции. Стомиллионный русские пролетариат не имеет никакого нравственного права применить к Дону великодушие… Дон необходимо обезлошадить, обезоружить и обезнагаить, и обратить в чисто земледельческую страну»[5].
Чем слова Вацетиса отличались от слова Ленина, Лациса или членов Оргбюро ЦК?.. Да ничем — те же смысл и суть, независимо ни от каких последующих ужимок, оговорок и псевдопримиренческого бормотания. Большевики занимались истребление казачества, так как видели в нем классового врага и силу, которая не при каких обстоятельствах не стала бы покорным ресурсом для созидания марксистско-ленинской утопии. Но дата 24 января стала еще не самой страшной в истории казачьих бед и страданий.
[1] Пункт 6. Протокол заседания Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января [1919] // Известия ЦК КПСС (Москва). 1989. № 6. С. 177–178.
[2] Акт расследования злодеяний большевиков в станицах Гундоровской и Каменской Донецкого округа // Красный террор в годы гражданской войны / Ред.-сост. Ю.Г. Фельштинский. Лондон, 1992. С. 176–177.
[3] Ленин В.И. Как организовать соревнование // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Том 35. Издание 5. М., 1974. С. 200–204.
[4] Лацис [М.И.] Красный террор // Красный террор. Еженедельник ЧК по борьбе с контр-революцией на чехо-словацком фронте. 1918. 1 ноября / ВЧК уполномочена сообщить… 1918 г. М., 2004. С. 275–276.
[5] Цитируется по: Венков А.В. Вёшенское восстание. М., 2012. С. 89.