Алексей Кандауров
Демографические потери советского населения в 1917–1953 годах
Голодный мор 1933 года: кульминация крестьянской катастрофы
В 1930 году в ответ на коллективизацию и массовое раскулачивание деревня ответила большевикам отчаянным сопротивлением. 26 января в Париже чекисты неслучайно уничтожили председателя Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) генерала от инфантерии Александра Кутепова, чьи дерзкие планы высадить на Черноморском побережье Северного Кавказа десант в 3-4 тыс. воинских чинов, преимущественно мотивированных офицеров и казаков, могли вызвать непредсказуемые последствия. По отчетным данным органов ОГПУ в 1930 году в СССР состоялись 13 453 массовых крестьянских выступления (в том числе 176 повстанческих), 55 открытых вооруженных восстаний. В совокупности в них участвовали почти 2,5 млн. человек[1] — примерно в три раза больше, чем в Белом движении в 1917–1922 годах. Угроза возобновления открытой гражданской войны заставила Генеральского секретаря ЦК ВКП(б) Иосифа Сталина временно отступить: колхозы объявили добровольными[2] и они немедленно стали разваливаться.
В 1931–1932 годах большевики навязывали колхозную систему деревне путем применения комбинированных методов: репрессировали её явных противников и антисоветчиков на основе материалов оперативного учета ОГПУ, усиливали пропаганду и агитацию, ужесточали налогообложение единоличников вплоть до их полного разорения или грозили раскулачиванием упирающимся. Отчасти желанного результата удалось достичь, за период с осени 1930-го и к лету 1932 года доля коллективизированных хозяйств в среднем выросла с 20 % до 60 %. Но все это выглядело убедительно лишь на бумаге, социалистическое хозяйство на селе выглядело шатким и слабым.
Новые условия труда и быта повергали в уныние даже многих защитников Октября. «В дом хоть и не ходи, — жаловался в начале коллективизации колхозник Доненко на бедняцком собрании, состоявшемся в селе Светлый Яр Красноармейского района Сталинградского округа Нижне-Волжского края РСФСР. — Как завидят детишки, так кричат: “Папа, дай хлеба! ”— а у меня их трое. Невольно, смотря на них, слезы наворачиваются — они опухшие и больные. За что дети наши страдают. Всю гражданскую войну в Красной армии был, здоровье свое потерял. Думали, будет рай на земле, а оно пришлось с голоду умирать. Не надо нам колхозы, как-нибудь проживем и без колхоза»[3]. В действительности некогда обещанный ленинский рай скоро стал напоминать сталинский ад.
Весной 1932 года голод, опухание от недоедания, бродяжничество и выезды из отдельных голодающих районов РСФСР и УССР бросались в глаза. «По всему нашему району каждый день целыми обозами ездят украинские голодающие крестьяне, колхозники и единоличники, за какой-нибудь кусок хлеба они отдают все свое барахло, как то: обувь, одежду и все, что есть, — писал в марте 1932 года в столичную газету “Известия” комсомолец Иван Литвинов, проживавший в деревне Лобовки Ново-Оскальского района Центрально-Черноземной области (ЦЧО) РСФСР. — Когда их спрашиваешь, почему вы голодаете, они отвечают: “Урожай у нас был хороший, но советская власть до тех пор ”заготовляла” наш хлеб, до тех пор доводила свои планы и задания до нас, пока не остались без фунта хлеба <…> Советская власть, которая у нас забрала хлеб до зерна, обрекая на голод и нищету — хуже, чем при крепостном праве»[4]. «Продовольственные затруднения», как стыдливо именовали голод авторы-составители ведомственных сводок и отчетов, испытывали не только хлеборобы Украины, но и скотоводы Казахстана, крестьяне Башкирии, Западно-Сибирского края, Урала и других регионов СССР.
Колхозная система показывала свою полную неэффективность и во втором квартале 1932 года колхозы снова начали разваливаться, как двумя годами ранее.
Ответственные сотрудники ОГПУ отмечали рост выходов из коллективных хозяйств. По неполным данным за апрель — июль 509 колхозов, объединявшие 17 456 хозяйств, распались совершенно, еще около 60 тыс. хозяйств всеми правдами и неправдами вышли из колхозов. Сохранялась тенденция к росту массовых антиколхозных выступлений, в первую очередь в Украинской ССР и Северо-Кавказском крае: если в I квартале текущего года таковых чекисты учли 576, то во II — 949. В Западно-Сибирском крае, где сохранялась память о крестьянской войне 1921–1922 годов, резко возросло количество террористических актов против низового советско-партийного актива: с 95 в I квартале до 175 во II-м[5].
Таким образом, летом 1932 года перед Сталиным и другими руководителями ВКП(б) возникла неотложная задача: окончательно сломать сопротивление коллективизации и поставить крестьян в такие условия, чтобы у них не осталось другого выхода, кроме как покорно принять кабальные условия колхозной системы. Если после Октябрьского переворота большевики лишили хлеборобов права собственности на землю, объявив её единым государственным фондом, то теперь они претендовали на то, чтобы распоряжаться крестьянским трудом. А другой альтернативы не существовало. «Либо назад — к капитализму, либо вперед — к социализму», — заявлял Сталин публично и добавлял: «Снявши голову, по волосам не плачут»[6]. Плакать предстояло крестьянам, так как они и не могли себе представить, к каким методам принуждения перейдут большевики.
11 января 1933 года Сталин выступал на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). «Урожай у нас был в этом году не хуже, а лучше, чем в предыдущем году»[7], — сообщил он коммунистам в тот момент, когда в украинских селах и кубанских станицах люди начали есть друг друга. Голод 1921–1922 годов в значительной степени объяснялся засухой и недородом, «продовольственные затруднения» 1932 года — хозяйственными пороками колхозов и ликвидацией свободного рынка, но голодный мор 1933 года стал прямым результатом тотальных хлебозаготовок. Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) и нарком снабжения СССР Анастас Микоян предложил забирать в государственный фонд до 40 % урожая зерновых, а в некоторых колхозах и еще больше[8]. Сталин с ним согласился.
22 октября 1932 года члены Политбюро Андрей Андреев, Клим Ворошилов, Лазарь Каганович, Михаил Калинин, Сергей Киров, Станислав Косиор, Валериан Куйбышев, Вячеслав Молотов, Григорий Орджоникидзе, Иосиф Сталин, и кандидаты Анастас Микоян, Григорий Петровский, Влас Чубарь решили направить чрезвычайные комиссии по хлебозаготовкам, прибывшие в ноябре на Украину — во главе с Молотовым, и на Северный Кавказ — во главе с Кагановичем. В декабре приступила к работе Поволжская комиссия во главе с секретарем ЦК Павлом Постышевым. В Казакской АССР, входившей тогда в состав РСФСР, их функции выполнял местный крайком ВКП(б) во главе с Филиппом Голощёкиным — одним из организаторов убийства царской семьи.
Члены комиссий и представители местного актива руководствовались единственной целью: любой ценой сломить «кулацкий саботаж» и выполнить спущенный из Москвы непомерный план по хлебосдаче, не останавливаясь перед чистками, депортациями и террором. Так, например, Каганович выселял кубанских казаков целыми станицами. Писатель Михаил Шолохов с отчаянием описывал Сталину, как в Вешенском районе Северо-Кавказского края местные коммунисты заготавливали хлеб. Крестьян и казаков, скрывавших зерно, не только избивали, но и подвергали пыткам, вплоть до того, что сажали виновных на раскаленную плиту[9]. «Любой ценой, любыми средствами выполнить план хлебозаготовок и засыпать семена!» — требовала районная газета «Большевистский Дон». Поставленную задачу власти решили, после чего наступившей зимой люди начали умирать от голода, а через считанные месяцы смертность приняла характер демографической катастрофы.
Голодный мор 1933 года поразил Украину, Северный Кавказ, Поволжье, Казакскую АССР, Северную Таврию, южные районы ЦЧО РСФСР, отдельные районы Дальневосточного края, Западной Сибири и Уральской области. По Советскому Союзу голодали примерно 25–30 млн. человек, настоящую трагедию переживали казахи-скотоводы. Спасаясь от голодной смерти, люди пытались уезжать в более благополучные районы. Тогда 22 января 1933 года Сталин и Молотов от имени ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров СССР разослали партийным, советским и чекистским органам специальную директиву. Её авторы заявили, что стихийный отъезд крестьян нарочно спровоцировали скрытые враги: представители недобитого эсеровского подполья и польские шпионы. Чекистам предписывалось задерживать беглецов, выявлять и арестовывать замаскировавшихся контрреволюционеров, а прочих возвращать домой[10]. К весне чекисты задержали 219 460 человек, из них 186 588 вернули назад, а более 30 тыс. репрессировали[11]. В отличие от голода 1921–1922 годов, голод 1933 года Кремль фактически объявил государственной тайной, иностранным журналистам и корреспондентам запрещались поездки по СССР.
Ныне опубликованные источники описывают страшные картины страданий, людоедства, мучительной гибели и человеческой деградации. В пищу, кроме кошек, собак, мышей и крыс, употреблялись трупы, падаль и суррогаты. Милиционеры и чекисты докладывали в вышестоящие инстанции о фактах убийства родителями своих детей с целью употребления их мяса в пищу, имевших место в Артинском и Нязепетровском районах Уральской области, Борисовском и Вейделевском районе ЦЧО, Винницкой области УССР, Ново-Покровском районе Северо-Кавказского края, Приволжском районе Средне-Волжского края[12] и в других регионах СССР. Сообщали донесения о следующих трагедиях:
Из сообщения от 16 февраля 1933 года органов ГПУ УССР в ЦК КП(б)У
о положении в Винницкой и Киевской областях
«В селе Петрашевке за последние дни…от истощения умерло до 35 чел[овек]. На 4 февраля в селе насчитывается больных на почве недоедания от 30 до 40 чел[овек]… В селе Рудое единоличница Я. бросила троих детей и выехала из села. 9-летний её мальчик вместе со старшей сестрой камнем убили младшую 3-летнюю сестру, после чего отрезали голову и употребляли в пищу в сыром виде мясо трупа. В селе Лобочево на кладбище в снегу обнаружены трупы 3 детей».
Из спецсообщения от 22 февраля 1933 года Секретно-политического отдела (СПО)
Полномочного Представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю (СКК) РСФСР
о фактах каннибализма
«15 февраля практикант Ново-Покровского рай[онного]отделения [ОГПУ], находящийся в стан[ице] Калниболотской, сообщил: “Доношу, что сего числа у гр[аждан]ки Ф. В. П., 30 лет (единоличница), жена осужденного на 7 лет в декабре мес[яце] 1932 г[ода] за хлебозаготовку, найден труп ребенка, спрятанный в сундук. Этот труп, якобы, является трупом её 5-летнего сына, который она употребляла в пищу, предварительно его зарезав”… Сегодня дано приказание нач[альнику]райотделения произвести расследование и результаты следствия сообщить».
Из спецсообщения от 1 апреля 1933 года СПО ОГПУ о голоде в колхозах
Центрально-Черноземной области (ЦЧО) РСФСР
«Борисовский район. В 4 сельсоветах Борисовского района отмечены острые формы прод[овольственных] затруднений. В сл[ободе] Борисовке (райцентр) имеется до 100 семейств, опухших от голода. В Михайловском сельсовете умерло от голода до 30 чел[овек] детей и взрослых. В Октябрьском сельсовете умерло 25 чел[овек] и в Никольском сельсовете до 20 чел[овек]. Отдельные целиком вымершие семьи лежали замерзшими в своих хатах по нескольку дней, со стороны сельсоветов мер к их похоронам не принималось.
Местные врачи случаи [смерти] от голода скрывают, выдавая о причинах смерти фиктивные справки. Врач рай[онной] больницы по этому вопросу заявлял: ”Мы не пишем справок о голодной смерти из-за боязни того, что нас, врачей, могут обвинить в каком-либо вредительстве”».
Из донесения № 9 от 20 апреля 1933 года
политического отдела Водораздельской машинно-тракторной станции
Северо-Кавказского края о последствиях голода
«Из фактов голода:
- В Алексеевке 16 апреля умер ребенок двух лет. 17 апреля мать его порубила, сварила и с остальными тремя детьми съела. На вопрос председателя сельсовета и секретаря [парт]ячейки — ответила, что “есть нечего”.
- В Кианкизе пропал мальчик 6 лет — через несколько дней обнаружен скелет, остальное все съедено. Из мнений односельчан мать его убила и съела.
- В Будановском колхозе — при осмотре одного нежилого дома обнаружена мертвая женщина и рядом лежала полумертвая девочка лет восьми — дочь умершей. При приведении в чувство девочка рассказала, что мать с неизвестным мужчиной съела грудного ребенка и мальчика пяти лет, хотели съесть и ее — померла мать».
В итоге в СССР мучительной смертью от голода в 1933 году погибли не менее 6,5 млн. человек[13], в том числе на Украине — около 4 млн. Государственная Дума РФ официально признала гибель «около 7 миллионов человек» от голода 1932–1933 годов в результате коллективизации в 2008 году[14].
Вместе с тем большевики достигли стратегической цели, сломав крестьянское сопротивление. На XVII съезде ВКП(б), состоявшемся в Москве зимой 1934 года, член Политбюро ЦК и председатель Совнаркома Вячеслав Молотов — один из главных организаторов сталинской коллективизации — заявил о полном торжестве в СССР колхозного строя, который «окончательно победил и шаг за шагом добивает остатки кулачества»[15]. Революция 1917 года, начавшаяся в качестве стремления народа к безудержной свободе, закончилась введением «второго крепостного права» большевиков. Цена вопроса — миллионы человеческих жизней, ликвидация свободного труда на земле и неизбежная деградация советской деревни.
[1] Документ № 278. Докладная записка от 15 марта 1931 Секретно-политического отдела (СПО) ОГПУ // Трагедия советской деревни. Документы и материалы. Т. II. Ноябрь 1929 — декабрь 1930 / Составители: Н. А. Ивницкий и др. М., 2000. С. 788–791.
[2] Сталин И. В. Головокружение от успехов // Вопросы ленинизма. М., 1947. С. 300.
[3] Цитируется по: Документ № 65. Докладная записка Полномочного представительства ОГПУ по Нижне-Волжскому краю… 28 января 1930 // Голод в СССР. 1929–1934: в 3 томах. Т. I: 1929 — июль 1932. В 2 книгах. Кн. 1 / Ответственный составитель В. В. Кондрашин. М., 2011. С. 151.
[4] Цитируется по: Документ № 469. Политическая сводка неопубликованных писем… Не ранее 31 марта 1932 // Там же. Кн. 2. С. 50.
[5] Документ № 157. Из справки Секретно-политического отдела ОГПУ… 5 августа 1932 // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. III. Конец 1930–1933 / Составители: В. П. Данилов и др. М., 2001. С. 439–441.
[6] Сталин И. В. К вопросам аграрной политики в СССР // Сталин И. В. Вопросы ленинизма. С. 278, 293.
[7] Сталин И. В. О работе в деревне // Там же. С. 398.
[8] Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание. М., 1996. С. 204.
[9] Шолохов и Сталин. Переписка начала 30-х годов / Публикация, вступительная статья и примечания Ю. Г. Мурина // Вопросы истории (Москва). 1994. № 3. С. 13–16.
[10] Документ № 258. Директива ЦК ВКП(б) и СНК СССР о предотвращении массового выезда голодающих крестьян, 22 января 1933 // Трагедия советской деревни… С. 634–635.
[11] Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание. С. 219.
[12] См. опубликованные документы: Голод в СССР. Т. II: Июль 1932 — июль 1933 / Ответственный составитель В. В. Кондрашин. М., 2012. С. 518, 554–555, 581–582 и др.; Трагедия советской деревни… С. 642–643, 648–649, 667–668 и др.
[13] Андреев Е. М., Дарский Л. Е., Харькова Т. Л. Население Советского Союза 1922–1991. М., 1993. С. 48.
[14] Постановление ГД ФС РФ от 02. 04. 2008 № 262-5 «О заявлении Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации “Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР”». С. 3 // http://duma.consultant.ru/page.aspx?955838
[15] XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 января — 10 февраля 1934. Стенографический отчет. М., 1934. С. 5.